…Я люблю, когда ко мне на прием приходят двадцатилетние. Совершенно очаровательные, немного растерянные, недовольные носом, губами, скулами, кожей. И я вижу в них себя и своих подруг: мы — студентки, сидим в перерыве между занятиями, совершенно уверенные, что за углом ждет счастье, вот только нужно добыть белье с пуш-ап эффектом. И французскую пудру, для полной гарантии.
Мне очень нравятся девушки за тридцать. Эффектные, точно знающие, чего хотят, уверенные в себе. Слегка жесткие, потому что за углом, как выяснилось, кроме счастья пряталось еще кое-что. Перед глазами всплывает картина: я и те же, как пишут в пьесах. Мы сидим в кафе и авторитетно рассуждаем о блестящей карьере и бренности семейной жизни. В итоге выносим вердикт: лучший возраст — это тридцать! Вот прямо так берем и призываем безапелляционно и бескомпромиссно.
А вот когда ко мне записываются девушки за сорок, я вообще остаюсь при полном удовольствии. Почему? Потому что они уважают себя и, что очень важно, окружающих, они красивы, они обожают свои лица, губы, скулы и глаза… И просят только об одном: ни в коем случае не менять черты лица.
Они не требуют чуда, им совершенно неинтересны «косметологические тренды» и комочки Биша. Они не надувают губы и не втягивают щеки, когда фотографируются. Перестают считать калории и потеть за штангой, если нет подходящего настроения. Они, эти девушки за сорок, уже не поглядывают «за угол», где когда-то пряталось счастье пополам с разочарованием, они просто живут и получают от этого удовольствие. Если же ко мне приходят девушки за пятьдесят, то я вспоминаю слова своей мамы. На мой вопрос о том, какой все-таки самый лучший возраст, она отвечала: «Ты удивишься, но лучший возраст — это пятьдесят! Откуда-то появляются огромные силы, женственность, внимание мужчин. Работа становится удовольствием, потому что к пятидесяти ты в своей профессии уже звезда!»
Поэтому, встречаясь сейчас с верными подругами, мы уже не рискуем категорично утверждать, что лучший возраст — это сорок. Поживем — увидим. Тем более что глянец нас почти убедил, что сорок — это новые тридцать. А тридцать — это новые… что? Правильно, двадцать!
